— 44 —

16.05.74

Сегодня почти весь день провели у Вики. В её доме заканчивается ремонт, ребята наводили последний «лоск» на подъезд. Я так люблю, когда в доме, в квартире или в школе ремонт! Всё чистое и свежее, пахнет краской, всё выглядит по-другому. И сейчас тоже очень нравится входить в Викин подъезд! Ну и пусть пока где-то грязно и всё в побелке, ну и пусть покрашенные окна с трудом открываются или не закрываются, зато всё НОВОЕ и красивое! Мне так хотелось покрасить ну хоть что-нибудь, но  – нельзя, потому что это должны делать ребята. И я не осмелилась попросить у них кисти…

Викина мама принесла нам печенье, мы налили себе молока, я уселась на подоконник и стала смотреть на деревья, на двор внизу и на соседние дома. В открытые окна врывался тёплый и свежий воздух, с улицы и из подъезда доносились голоса ребят… Почему-то вспомнилось, как «страдала» год назад на Наташкином дне рождения, и было это вооон в том доме... Всего-то год, а будто целая вечность.

Вдруг сбоку что-то мелькнуло – показалось, что это сапог! Я высунулась из окна – и правда, на соседнем окне сидит Лёха, свесив за окно ноги, и качает ими, как ребёнок! Эти торчащие на улицу ноги так рассмешили меня, что я умудрилась облиться молоком… Хорошо, что от смеха не вывалилась за окно! Но видок у меня был что надо!!!

Пришлось сушить себя, а так как сидеть в мокрых джинсах было очень неуютно, то мы вышли на лестницу, в подъезд. А там работа кипела полным ходом: Васька орудовал шваброй, Толик и Крав красили перила, постепенно спускаясь по лестнице, Лёха что-то кричал им сверху, на других этажах тоже кто-то что-то делал…

Пока мы разговаривали с Васькой и Витькой, в подъезде появилась Викина соседка. И сразу  – к Ваське:

– Ну что, Вася, невесту-то выбрал себе, а? А теперь куда? Наверное, уже домой хочешь? Конечно, конечно хочешь!

Васька при этих словах отставил свою швабру, засунул руки в карманы брюк, уставился на эту тётку. Витька тоже зыркнул, сдвинул пилотку на глаза, и Лёха, смотрю, с шумом повернулся на подоконнике. Какой-то дурацкий момент и дурацкий разговор… Петька в стороне тоже как-то замер и с интересом наблюдает, что будет дальше.

А эту как понесло:

– Ой, ребята, а вы и рамы покрасили? А ручки не испачкали? А то на днях Васька учудил: стоит и водит кистью по ручке взад-вперёд, взад-вперёд!.. Вспомни-ка, что ты сделал, а? Ведь не подумал, а начал красить! А вообще Васька умный парень!

Мы молчали, но почему-то было очень смешно наблюдать, как Васька с засунутыми в карманы руками стал покачиваться с пяток на мыски, сжал зубы и, закатив глаза к потолку, глубоко вздохнул. Лютый и Петька не выдержали и просто заржали! И тут ещё Лёха, сидевший на подоконнике прислонясь спиной к стеклу, «загремел» на весь подъезд:

– А что, плохо покрасил, да?!

Тут она вдруг заметила Лёшку:

– Ой, да как же ты там сидишь-то?

– Да вот, сапоги проветриваю: пусть дышат! – а сам хихикает.

– Да ведь упадёшь, не дай бог, костей потом не соберёшь! Высоко-то ведь как!.. А ты сидишь!

– А я, мамаша, вверх буду падать, – спокойно отвечает Лёшка, но так и водит из стороны в сторону своими озорными чёрными глазами. – С газеткой!

– Нет, ну как это – вверх?.. Не упади, смотри! А то невеста твоя плакать будет! Поди невестой обзавёлся уже?

Мы все молчали, а Васька тут то ли хмыкнул, то ли кашлянул – я так и не поняла. Но он так посмотрел на эту тётку, будто хотел сказать: «Ну, всё сказала или ещё нет? Может, хватит? Ты сама уйдёшь в квартиру или мне тебя убрать?» И та, словно услышав Васькины мысли, что-то сказала, вроде попрощалась, и быстро унесла свой стан за дверь.

Михалыч вздохнул так, будто с него сняли непомерный груз, покачал головой и сказал:

– Вот человек, а!..

А я только теперь и рассмеялась, когда эта «воркующая голубка» ушла. Весь разговор я слушала, глядя на лицо Михалыча, и по нему можно было безошибочно догадаться, «сколько баллов на море»!

Вика вернулась в квартиру, Петька тоже куда-то ушёл, и мы остались втроём. Лёшка сидел к нам спиной и будто не существовал. Я глянула вниз и увидела затылки Толика и Крава: ребята уже спустились почти до первого этажа.

Васька молчал, но по его лицу я поняла, что он немного «отошёл».

– Что, утомила? – спрашиваю я его, а сама кидаю вниз бумажки. Но кусочки бумаги, порхая в воздухе, не долетают до двух затылков. Тогда Васька, оглядевшись по сторонам, вдруг берёт швабру, что стояла около бака с побелкой, поднимает её над этими затылками и спокойно так говорит: «Парни! Р-рразойдись!» Но они, видимо, были слишком увлечены каким-то разговором (а у них – как у Онегина с Ленским: «Меж ними всё рождало споры»!), да и вообще в подъезде шуму предостаточно, так что на Васькины слова никто не обратил внимания. И тут Витька, свесившись вниз и чертыхнувшись (испачкался!), крикнул:

– Э-эй! Там, внизу!!! Ангол! Подвинься, слышь! Бить будем!

Только тогда эти двое подняли головы и, не поняв, видимо, в чём дело, встали молча и застыли, держа в руках кисточки. Потом Толька, подмигнув мне, спросил:

– Что?

– Уйдите, говорю! – смеётся Лютый. – Бить, говорю, будем! Ха-ха!

И при этих словах Васька кидает швабру вниз. Она летит как-то медленно и долго и, достигнув каменного пола, плашмя ударяется об него с таким треском и грохотом, что удивительно, как не лопнули наши перепонки! А ребята так и стоят, вытянув руки с кисточками перед собой, и никак не поймут, в чём же дело. Правда, Крав отпрыгнул, наверное, метра на два, когда швабра грохнулась; но он быстро пришёл в себя и заорал снизу:

– А почему ты на ней верхом не сидел, а? Я бы посмотрел, как ты полетишь!

Лютый сверху кричит:

– А ты принеси мне её сюда, тогда я на ней полетаю вниз!

В общем, дурачились конечно же, но, на удивление, всё как-то делалось, красилось, убиралось… Хоть и было весело, но моментами очень щемило сердце, и я старалась гнать от себя грустные мысли. На какое-то время это удавалось, как-то даже забывала о том, что это – Вика, ребята – всё это уже в последний раз…