— 29 —

…Всё заметнее становилась моя «оторванность» от тех, с кем училась в том, девятом, классе, и, наверное, я сама была виновата в этом, сосредоточившись на своих тогдашних чувствах и переживаниях.

В какой-то момент по-настоящему задумалась над тем, почему это я страдаю по одному человеку, а радуюсь и даже внутренне оживаю, когда встречаю и вижу совсем другого. Как же такое может быть?..

Этот «другой» привнёс в мою жизнь много нового, глубокого. Прежде всего, он был старше меня на четыре года, его друзья-сослуживцы тоже были лет двадцати — двадцати с небольшим… И общение моё само собой очень плавно перетекло в другую возрастную категорию.

Жизнь моя тоже потекла по-другому. На волейбольную секцию я уже не ходила, меня не очень-то интересовал и бассейн, как это было раньше. Но я по-прежнему продолжала ходить в клуб на хореографию к Элине Васильевне Зелинской, потому что заниматься танцами мне всегда нравилось, хотя иногда и пропускала эти занятия.

Элина Васильевна не заставляла нас «держать железную спину», мы не повторяли до одурения батманы и плие, как это было когда-то в студии при Доме офицеров, и здесь мы не надевали пуанты. Мы просто разучивали разные движения, из которых потом складывался танец. «Танцы народов мира» — так называли мы этот кружок.

Репетиции, костюмы, подготовка и выступления, свет на сцене и зрители в зале — меня это очень привлекало тогда и волновало. Это было интересно! А ещё нравилось бывать в закулисье, видеть и ощущать всю эту черновую и рабочую сторону концертов и праздничных выступлений, которым в городке уделялось очень большое внимание, а уж значение-то придавалось какое!..

А самое главное — тот, «другой», которого звали Анатолием, очень активно принимал участие в подготовке и даже в проведении этих концертов, иногда выходил на сцену в роли конферансье. Он неплохо знал и любил поэзию, прекрасно читал стихи, «открыл» мне Константина Симонова  — как поэта и как прозаика. Ну и хорошо танцевал, само собой!

В общем, наш офицерский «городской» — от слова ГОРОДОК — клуб стал для всех нас не просто клубом, где смотрят кино, а местом встреч, общения, и даже свиданий!

*   *   *

Я продолжала «складывать стихи», потому что они не писались, а именно как-то сразу складывались, и назвать стихами эти зарифмованные строки, конечно, трудно. Но тогда я думала, что это и есть самые настоящие стихи:

 Ты уже не волнуешь, как прежде,
       Сердце моё и кровь.
       Я совсем спокойна. Теперь же,
       Видно, прошла любовь.

       Но было ли это любовью:
       Тоскливые ночи без сна,
       И я без тебя, словно
       Остывший очаг без огня?

       Может, можно назвать любовью
       Мои мечты о тебе?
       Или разве назвать любовью
       Сны, где ты снился мне?

       …А ведь были моменты, когда
       Мне не хватало сил,
       Чтоб прожить даже день без тебя,
       Но ко мне ты не приходил,

       Не обращал своего вниманья
       Ни на взгляды мои, ни слова,
       И в этом большом мирозданье
       Я была совершенно одна. Без тебя…

       А ты — ты жил и смеялся,
       Спорил, шутил, говорил…
       Ты просто не догадался,
       Что кто-то тебя полюбил.

       Да и зачем тебе это знать?
       Живи, надейся, мечтай, люби!
       Только где мне потом повстречать
       Такие глаза, как твои?

       «Нет-нет, я забыла тебя,
       Забыла лица черты,
       Не нужны мне твои глаза,
       И нужен уже сам ты!» —

       Твержу себе заклинанья,
       Чтоб не помнить тебя вовек,
       Уничтожить воспоминанья…
       Но не властен над всем человек!

       Мне надо с тобой проститься,
       Как прощаются с зимней порой:
       Без сожаленья, легко и спокойно,
       Чтоб вновь возродиться с весной.

*   *   *

  Моросит осенний тихий дождик…
       Вот опять по улицам одна
       Всё брожу… И не могу я больше,
       Не могу совсем я без тебя!

       С веток-лап каштанов золотистых
       Струйками сливается вода…
       Тихо падают с деревьев листья…
       Проплывают в небе облака…

       Очень трудно сразу разобрать,
       Сколько места в сердце занято тобой.
       И никак я не могу понять:
       Что случилось? Что сейчас со мной?

*   *   *

«Cтихоплётство» одолело меня не на шутку, и я сама удивлялась тому, как быстро слагались строки. Давала читать стихи Вике, они ей нравились, хотя некоторые из них она критиковала, но, в общем, хвалила. А я-то как была довольна — слов нет!

Однажды стало интересно: а смогу ли придумать стихотворение не про душевные страдания, а, скажем, про уроки в школе? Идею, кстати, подала Вика: «Ленча, а вот если б ты про физику сочинила что-нибудь!..»

Сказано — сделано! Сначала это были стихи про немецкий:

  Я сейчас томлюсь на «иностранном» —
       И не понимаю ни черта!
       Всё настолько кажется мне странным,
       Словно не училась никогда.
       Слышу незнакомые мне звуки,
       Совершенно непонятные слова…
       Боже мой, какие это муки,
       Когда не понимаешь ни черта!

А вот и физика:

   Физика, физика,
       Я тебя люблю!
       Физика, ах, физика…
       На физике я сплю…

       Мы на физике сидим
       И во все глаза глядим,
       И не видим ничего,
       Кроме носа своего!

По поводу следующих четырёх строк не могу сказать точно, я ли сама сочинила их тогда, или они с детства сидели в моей голове, как и остальные студенческие песни, которые пели родители, а я только воспроизвела их по памяти, но в моей стихотворной тетрадке это четверостишие записано:

 Физика, физика,
       Ты на свете всех трудней!
       Физика, ах, физика,
       Не своди с ума парней!

И ещё:

  Тоска, тоска зелёная
       Напала на меня:
       Сижу на физике сегодня
       Да дурью маюсь я.
       А физик что-то мечется,
       Всё скачет у доски,
       Мел интенсивно крошится
       На МЕЛкие куски!
       Скукота-скучища
       На физике сидеть,
       Невозможно больше
       На физика смотреть!

И про химию:

  Химия… Непролазная чаща
       Из газов, молекул, спиртов…
       И Марта в нас, бестолково молчащих,
       Вбивает свойства каучуков.

*   *   *