— 26 —

8.09.73

Всё… Всему конец! Всему! Не могу. Как вспомню, так опять хочется разреветься…

Как всё в жизни несправедливо! Почему одним людям везёт в жизни, а мне — ну совершенно не везёт! И вообще, как я себя помню, мне никогда ни в чём и нигде не везло… Особенно с этой школой. А теперь — всё по порядку.

29-го позвонила Маринка и «обрадовала»: наши классы расформировали на английский и на немецкий. И сразу мысль: ОН!!! А как же ОН?! И снова Маринка меня «обрадовала»: я — с крампницкими, у Элеоноры. Боже!..

Я стояла, разговаривая с Маринкой по телефону, а сама еле-еле сдерживалась, чтобы не разреветься. Но как же так?! Я же была, была с Наткой в школе за день до этого, а ничего не знала?!

Для меня всё это было просто ужасным.

Маринка что-то говорила мне про Балога, Пояркову, Швайкина и т. д., а я вытирала слёзы с лица: они снова текли по щекам, противные и горячие… Но пыталась говорить нормальным тоном, даже пошутить, а сама утирала слёзы, было трудно дышать. Маринка даже удивилась, что я ещё так спокойно отнеслась к этому, шучу вон даже!..

Я и не помню даже, как позвонила Наташке, проговорив «Натка, скорей ко мне!..»

Она прибежала, но не одна, а со Степановой. Я сразу утихомирилась, а девчонки поняли, что случилось что-то такое, такое!.. В общем, что-то непоправимое.

Я одевалась, приговаривая «Всё кончено, Валялина, ВСЁ!.. Что делать?!» Девчонки недоумевающе глядели на меня, раскрыв рты, перешёптывались. Потом Наташка Степанова как-то быстро ушла, я даже не поняла, почему.

— Да что случилось-то, Лен?!

В общем, Валялиной я излила всю душу, все свои мысли…

Как шла в школу 1-го сентября  — подробно описывать не буду… Утро было серое, хмурое («Хмурое утро»…), родители радовались, что вот мы с Людкой вместе идём, она — в первый, я — в последний класс, что обе такие хорошие и славные; а меня ничего не радовало, хотя папа, когда фотографировал нас, всё старался как-то развеселить меня и Людашку и всё время шутил, шутил, чтобы я на фотографии не получилась букой… А я боялась идти в школу!

…Шла в школу и чувствовала, что как-то необычно бьётся сердце. Когда увидела ЕГО, то ощутила, что как-то противно ослабли ноги, а сердце забилось сильно-сильно…

Это 1-е сентября, последнее 1-е сентября, было очень плохим: дождливое, печальное, грустное. Моментально окунулась в холодную, безразличную атмосферу крампницких… Настроения не было никакого, даже не помню, как ушла из школы, что потом делала дома…

1-го сентября вечером папа сказал, что завтра, второго, едем в Берлин. Не помню, может, он и раньше говорил о поездке, но я в тот вечер очень обрадовалась, потому что я не знала, что мне делать, куда деться и как быть дальше…

Мама с Людкой отказалась ехать, так что поехали только мы с папой, Валялина, Степанова с Валентиной Михайловной и ещё несколько человек. День тоже был пасмурный, как и накануне, но было не так грустно. Папа всю дорогу шутил, мы всё время смеялись.

Как только приехали в Берлин, я ощутила странное чувство: будто я приехала к себе домой. Очень удивилась! То ли эти «берзаринские» дома так напоминают мне улицу Горького, то ли я много раз уже здесь была, но Берлин не казался мне новым или чужим, а, наоборот, знакомым… Не знаю почему, но самой странно было!

Сначала, правда, я всё пыталась найти дом, на котором огромная картина, почти во всю высоту и длину дома, называется «Королевский поезд» (мне очень нравится и этот дом, и короли на конях), и уверяла, что «я же знаю, это же здесь!» А потом вспомнила, что это в Дрездене!.. Было даже немного стыдно, что так позорно перепутала Берлин с Дрезденом!

В зоопарк решили не ходить, а жаль: тогда я опять пошла бы в зоопарк с НАТАШЕЙ! Так интересно получается: каждый раз, когда еду в Берлин с кем-нибудь из класса или школы, то именно с НАТАШЕЙ: Востриковой, Степановой, теперь вот с Валялиной. Чудеса прямо!..

В Трептов-парке мы с Наткой стояли на том же самом месте, что и тогда, с Востриковой, и опять папа нас так же фотографировал. Было ветрено, промозгло, но мне кажется, что в таком месте, как Трептов-парк, в такую погоду даже лучше, чем когда светит солнце: всё по-другому, как-то строже, торжественнее, что ли, и даже грустнее.

Хоть и было холодно, я всё равно стала таскать Валялину по берлинским улицам. Папа даже удивился, как я бегала по этому музейному острову и безошибочно направлялась туда, куда нам было нужно. А вообще мне хотелось показать Наташке и мои любимые ворота Иштар в Пергамоне, и эту огромную лестницу на алтаре Зевса… А ещё хотела показать ей «тайну» Нефертити, но я ей долго не говорила, какую, пока мы не пришли и она не увидела, что Нефертити-то «недоделанная»! Зато очень красивая, а рот (в профиль) похож на Викин. Наташка со мной не согласилась, ну и зря, потому что рот действительно похож!

Ворота Иштар Наташке не очень понравились. А я, когда бываю здесь, всегда пытаюсь представить, как я еду в колеснице мимо этих стен, выложенных красивыми плитками, мимо этих странных зверей, и что вот сейчас я въезжаю в эти огромные ворота-арку… Нет, мне очень нравится здесь бывать! А ещё этот цвет плиток-изразцов — я не знаю, как правильно называется этот цвет: тёмная бирюза, морская волна, сине-зелёный… В общем, очень красивые и величественные ворота!

Когда пришли к Алтарю, то очень удивились: народу там не было никого! Правда, одна парочка была наверху, но они были далеко. Нам с Наткой очень захотелось побегать по этой огромной лестнице взад и вперёд (одни ведь!), вверх и вниз, но передумали, потому что по такой лестнице просто нельзя носиться, а нужно, наверное, ходить степенно и медленно. Решили, что наша одежда — брюки и свитер — нам сейчас не подходит, потому что, чтобы идти по этой белой лестнице, мы должны быть одеты в хитоны или в туники, обуты в сандалии с ремешками, а мой папа, который стоит внизу, должен держать в руках не фотоаппарат, а свиток, а вокруг нас должны быть древние греки, тоже в тогах и в хитонах… Очень здорово, что в этом зале стеклянный потолок! Столько света сразу! От этого света даже в пасмурный день всё кажется очень солнечным, и даже эти древние ступени и камни не кажутся такими уж древними. Да и вообще здесь полно всяких древностей! Мне всегда в музеях всё время хочется тайком отковырять что-нибудь, но — нельзя!

Приехав на Александерплатц, в очередной раз удивились, что народу очень мало. Решили пойти на экскурсию на телебашню. Валялина испугалась, отказалась и сказала, что уж лучше она в автобусе посидит или просто погуляет. Мы уговаривали её, но так и не уговорили.

А мне очень понравилось! Хотя сперва было страшно даже подойти к этим окнам, потом было жутко смотреть сквозь них на город, вниз, но всё равно это было очень здорово! Я впервые стояла на высоте двухсот метров! Хоть и было пасмурно, но видно было довольно неплохо. Правда, в солнечную погоду, говорят, можно увидеть все-все окрестности Берлина, и даже чуть ли не Потсдам!

Было очень странно и интересно разглядывать сверху всё то, что видела на земле; с такой высоты всё кажется незнакомым, маленьким, игрушечным: дома, машинки и люди-муравьишки.

Ходили, глазели, вдруг папа говорит:

— Посмотри туда, вон твоя Натали ходит!

— Где? Да где же?

— А вон, смотри: стоянка с автобусами, вот стоит наш автобус, и рядом — Валялина твоя!

И я увидела стоянку, наш автобус, а рядом с автобусом двигалось яркое розово-красное пятнышко с белой точкой наверху! Наташка в своей куртке и с белым бантом!!! Вот это да!!! Эх, жалко, что она с нами не пошла! А ведь не поверит, что мы видели её, я знаю!

Мне так понравилось на башне, что я была готова ещё раз пойти на экскурсию туда! Но времени уже оставалось мало, и мы решили просто прогуляться по площади, пусть даже было и холодно.

А мне вообще не хотелось уходить и уезжать, я была готова просто вцепиться в столб этих «Часов мира», чтобы только не ехать в Потсдам, не идти в школу, не приходить в этот класс…

Теперь 10-й класс. Выпускники… Но я о таком дурацком сентябре и не думала, о таком дурацком классе и не мечтала. Никому никакого дела нет ни до кого. В школу иду, как на каторгу. Со школы — как после длительного, тяжёлого и изнурительного труда на вполне заслуженный отдых. Учиться вообще не хочется, то есть НЕ учиться, а выполнять все эти «правила поведения в школе», все эти «школьные обязанности». Такое впечатление, что я не в десятом классе, а в начальных классах каких-то. В школу ходить тоже не хочется.

ЕГО встречаю часто. Всегда — взгляд в упор, прямо в глаза. Так что иногда приходится опускать голову, чтобы не выдать себя. Всё время убеждаю себя в том, что нужно не думать, не думать о нём, что необходимо забыть, забыть его, не думать, не думать, потому что это никому не нужная блажь…

Дневник, наверное, вести больше не буду. Ведь в этом классе я буду пустым местом; уверена, что всё будет идти мимо меня, так что времени на писанину тратить не надо, потому что всё будет неинтересно, как и вся жизнь. А ведь в 9-м классе каждый день приносил что-нибудь новое, интересное, нужное и порой забавное…

Хотя сейчас я уже в 10-м, а ведь пишу!

…Ну, прощай, мой верный и старый друг-дневник! Всё вкладывала, вкладывала в тебя новые листочки, но всему на свете приходит конец. Или не стоит вот так прекращать? А продолжать по-прежнему писать?.. И Антонина тоже говорила, чтобы я обязательно, именно ОБЯЗАТЕЛЬНО вела дневник хотя бы для развития более лёгкой письменной речи… Не знаю…

И до свидания, 9-й класс! Здорóво, 10-й! Здравствуй, жизнь выпускника!

Итак, продолжение следует?..

Продолжение следует!