— 42 —

12.05.74

Ура! Вчера наконец-то запел соловей в Русском парке! Я каждый день открывала окно – и ни звука. В прошлом году, мне кажется, он запел гораздо раньше. Наверное, сейчас было много холодных дней, а может, он просто прилетел гораздо позже, чем тогда.

…Я шла домой, и звук моих шагов громко отдавался где-то в стороне. Тишина в городке такая, что кажется, будто ты совсем одна. Ни души, ни звука. Будто все вымерли.

Дома взяла транзистор и вышла на улицу. На средних волнах была какая-то красивая-красивая мелодия… Я села на мотоцикл, закинула ноги на всё сиденье и на руль, положила транзистор на колени, сидела так и слушала музыку… Аромат распустившейся сирени просто пьянил… Было хорошо, спокойно…

И вдруг я уловила какой-то посторонний звук. Сначала мне показалось, что кто-то свистит. А, думаю, наверное, на солдатской кухне кто-то из солдат моет посуду и свистит! А в такой тишине что угодно слышно. Потом прислушалась – нет, слишком красивый свист, не похоже, что это человек. Выключила транзистор и прислушалась. И тут со стороны Русского парка такие трели понеслись!.. Да это же соловей! И опять, как и всегда, в том же самом уголке парка! Да это же ТОТ САМЫЙ соловей! Пение так похоже! Да и не так это важно, тот или не тот. Главное, что запел!

Я уже забыла про транзистор. Я только сидела и слушала соловья. Это чудесно! За все двенадцать майских дней это первый вечер, когда я слушаю соловья. Жалко, что не могу никакими средствами передать это на бумаге, но пение было чудесным. Соловей сначала вступал, тихонько как бы цокая, потом вдруг начинал заливаться, да так, что, наверное, забывал обо всём. И всё по-разному. Здорово!

А вокруг было тихо-тихо. Белые кончики закрывшихся одуванчиков светлели в траве, деревья и кусты стояли не шелохнувшись, дым из трубы дома Глазистовых светлой струйкой полз вверх, исчезая в сером небе, в воздухе разносился аромат сирени, весенней зелени. И поёт соловей… Природа будто замерла, слушая трели маленькой птички.

Вдруг на небе, в стороне Западного Берлина, блеснуло что-то. Раз, ещё, ещё и ещё… Зарницы, что ли? Или молния? Но грома не слышно было… Наверное, зарница…

И тут громыхнуло раз, два, три…. Пять!.. На грозу-то не похоже, думаю, а сама прислушиваюсь. И снова что-то сверкнуло на небе несколько раз, потом снова что-то загрохотало. Э-ээ, да это же стреляют! Где-то учения, наверное, идут, не иначе.

…Соловей на минуту-две смолк, будто пытался понять, что это за грохот, затем снова залился.

А в той стороне, где Западный Берлин или ещё дальше, – что-то рвалось, ухало, строчило… Стало страшно. Я почему-то вдруг подумала, как это было, наверное, странно: шла война, а где-нибудь, ну хотя бы на территории Польши, на одних участках – бои, бои, а на других – тишина. Но тишина, в которой слышны взрывы, выстрелы и… пение соловья.

Я вдруг попробовала представить, что где-то сейчас (хотя это глупо!), например, в З. Б., идут сражения, а я лежу в траншее (а на самом деле я уже слезла с мотоцикла, зашла за дом, села, даже, скорее, прилегла на срубленную иву и облокотилась на её ствол) или в окопе – и слушаю соловья…

И мне вдруг в самом деле так и показалось, и отчего-то сжалось сердце: соловей и взрывы… Ну это просто несовместимо: пение соловья и звуки войны! Это не укладывается в голове-то, а когда слышишь это всё вместе – становится как-то не по себе.

Наверное, у какого-нибудь солдата во время войны было похожее, но всё-таки по-другому: ВОЙНА ведь!.. Вдруг посреди всего ужаса, среди грохота, лязга, огня и дыма, среди руин и трупов, в минуту передышки вдруг кто-то услышал волшебные звуки. А это пел соловей… Это было даже невероятным: маленькая птичка ни за что не хотела прятаться от этого ужаса. Она пела. Она пела, не зная или забыв о том, что идёт война… Она пела, как прежде в мирные годы.

Я не знаю, какие у кого были впечатления – я не воевала. Да и до соловья было им тогда? Но мне почему-то кажется, что каждый, кто хотя бы в минуту затишья слышал соловьиные трели-коленца, на какое-то время забывал, что идёт война. Или же с болью в сердце слушал этот свист и думал о том, что умирают люди, обрываются тысячи жизней среди этого огненного ада, а ведь жизнь-то есть! Есть!!! И надо за неё бороться!!!

° ° °

Ух, поехала!.. Что это? Не знаю. Меня просто поразило это: «дуэт» соловья и орудий! Если бы представить, что я оказалась в том времени, в какой-нибудь военной весне, если б так же вот слушала соловья, пение которого может заглушить рёв самолётов и орудийный грохот, во мне бы вопило что-то: «Я хочу жить!!! Я не хочу умирать!!!» И у меня бы щемило сердце оттого, что в мире так вот несовместимо многое, оттого, что никто не знает, что ждёт завтра.

Нет, я не хочу войны! Честно говоря, даже боюсь. Почему? Нет, не за себя. А за то, что всё рухнет: мир, счастье, ЖИЗНЬ. Зачем людям войны? Они несут с собой столько смертей, столько ужаса и горя, слёз… Неужели кому-то ещё хочется слышать стоны, плач, видеть смерть и кровь? Ведь как хорошо смотреть в чистое высокое синее небо, на яркий диск солнца, на спокойное сине-зелёное море с белыми барашками на гребнях волн, на солнечные зайчики на воде! А как приятно слушать ранним утром гомон птиц! Неужели кому-то могут помешать двое счастливых – ОН и ОНА? Неужели кому-то может хотеться всё это стереть с Земли?! Варварски уничтожить мир и цивилизацию?!

Вот я и счастлива тем, что могу по утрам, спокойно открыв окно, слушать птичьи дуэты-квартеты, что могу спокойно часами любоваться бездонной синевой неба, что с радостью могу слушать звонкие голоса и смех детей, а вечерами слушать пение цецилиенхофского соловья… МИР, одним словом.

Но этому моему «миру» скоро придёт конец: 17-го уезжает Вика, 18-го уезжает Толик.

Я НЕ ХОЧУ, чтобы наступал этот день, 18-е мая! Я хочу, чтобы эти шесть дней тянулись долго. Будто вечность.