— 34 —

Июнь 2006-го года. Вся семья дома, каждый занят кто чем, а я — сижу за компьютером и с волнением пролистываю страницы недавно «найденных» потсдамских сайтов…

…На мой крик, нет, не крик — вопль! — вся семья сбежалась в комнату:

— Что, что?! Что случилось-то, что ты так кричишь?!

Я ничего не могу толком объяснить и продолжаю орать:

— Кувши-и-и-но-о-ов! Кувши-и-и-нов!!! Потсда-а-а-м!!!

— Что — Кувшинов? Что, тот самый, что ли?!

По-прежнему ничего не могу сказать, тычу пальцем в экран монитора, и снова:

— Кувшинов! Игорь, Игорь Кувшинов!!! Вы только посмотрите сюда!!! Я нашла Кувшинова-а-а!!!! Ой, мамочки, Игорь Кувшинов!.. Подумать только — Игорь!!!

Так я причитала от восторга в тот день и в тот момент, когда на страничке «Гостевой книги» одного из школьно-потсдамских сайтов увидела это словосочетание «Кувшинов Игорь».

В нашей семье эти имя-фамилия — Игорь Кувшинов — звучали не то чтобы часто, а постоянно! Рассказы о Потсдаме, об одноклассниках всегда были интересны моим детям, но больше всего им нравилось, когда «про Кувшинова».

Он был на год младше меня, учился он в одном классе с Викой, но мы жили рядом, часто ходили вместе в школу и из школы, у нас были общие друзья, да и просто — мы жили в ПОТСДАМЕ и учились в ОДНОЙ ШКОЛЕ! А это уже очень много!

Игоря я вспоминала чаще, чем других. И с годами я всё больше понимала, насколько это неординарная личность и неуёмная натура, скажем так, в духе Павла Луспекаева!

Вся школа любила Игоря и просто «рыдала» от его выходок: мы — от смеха и восторга, учителя — от бессилия и, наверное, тоже от тайного восторга. Мне кажется, что учителя должны были очень пожалеть, когда им пришлось выпустить — отпустить от себя — такого ученика! Хотя, может быть, некоторые из них и вздохнули с облегчением, но думаю, что им было жаль расставаться с Игорем!

В общем, мало того что мои сын и дочь часто слушали мои рассказы, где постоянно фигурировало имя Игоря, так ещё и родители и мой муж были да-а-авно «знакомы» с ним!..

*   *   *

По-моему, дело происходило в 72-м—73-м годах.

…В какой-то прекрасный момент в школе вырубилось электричество и, естественно, погас свет. Наверное, это не очень нарушило бы весь учебный процесс, потому что было тепло и в классах было светло, но мы все почему-то очень обрадовались, встрепенулись: событие, как-никак!

Кто-то пустил слух, что не будет физики; кто-то орал, что «всё, сейчас пойдём домой, раз нет света!» Все бегали, как муравьи в разорённом муравейнике, учителя пытались как-то утихомирить нас, но куда там!..

Самое интересное происходило теперь на лестницах: лестницы ведь были без окон, и там сразу стало темно и глухо. Почему мы сновали туда-сюда — не знаю!.. И кто-то пустил слух, что «там по лестницам бегает Кувшинов и девок щупает в темноте!» (Фраза — оригинальная, слово в слово!) По крайней мере, эти слова произнёс какой-то «младшеклашка». А Игорь (Гога-Колибри) был у нас фигурой видной и яркой, его знала вся школа, и неудивительно, что «школьное радио» так быстро разнесло эту «новость» по лестницам!

КТО именно был рядом со мной в тот момент — тоже не помню! Но мы решили, что будем двигаться потихоньку и не бежать, но всё равно довольно быстро, ещё по инерции, спускаемся вниз. И только спустились на несколько ступеней, держась руками за стенку, как вдруг я чувствую на своём теле что-то, понимаю, что это чьи-то руки, они как будто остановили меня, они осторожно касаются моей талии с обеих сторон, потом руки перебрались чуть выше, уже до груди, и кто-то при этом шепчет, просяще так: «Ти-и-ихо, ти-и-ихо!..» Одна рука осталась на моей талии, вторая уже скользит по моей груди (!!!) к шее…

И — молниеносно, как озарение: Кувшинов!!! Ни секунды не медля и тем более уже не думая и НЕ РАЗМЫШЛЯЯ, со всей мощью и силой волейбольной руки, разработанной на верхнюю подачу, вывожу руку из-за спины снизу и — со всего размаху, руку вверх, — «выстреливаю» наотмашь!

Раздаётся острый визг, какой-то звон, руке стало почему-то очень больно; крик стоит, ничего не понимаю, в голове кровь пульсирует, в груди всё кипит праведным гневом. Кто-то сильно хватает меня за руку, я же всё ещё ничего не понимаю…

И тут я совершенно не помню: то ли свет зажёгся, то ли этот «кто-то» вытащил меня на верх лестницы в коридор, где уже из окна справа падал свет…

И я УВИДЕЛА, что меня за руку держит физичка (Любовь… Дмитриевна?.. Ивановна?.. отчества, увы, не помню!..), лицо её в крови; она, не глядя на меня, орёт: «Она меня уби-и-ила-а-а!!!», другой рукой она шарит по лицу, вокруг — народ, я НИЧЕГО не соображаю, в голове по-прежнему пульсирует сердце; и снова крик: «Очки-и-и!!! Мои очки-и-и!..»

…А где ж Кувшинов-то?! А Кувшинова-то и нету!

И в этот момент я у-мер-ла… Наверное, это был настоящий шок и сердечно-сосудистый спазм, как я теперь понимаю: вся пульсация тут же исчезла, внутри всё просто замёрзло, я — УМЕРЛА… Очень хорошо помню, что кто-то смеялся, кто-то говорил, что «она не виновата!!!»; физичка орала, а я не могла произнести ни звука. Если бы меня спросили: «Ты что, глухонемой, что ли?» — я даже кивнуть бы не смогла…

Как оказалось, я не просто долбанула по очкам, которые упали и разбились: от удара они перекосились как не знаю что, и искорёженная золотая оправа продрала физичке кожу на лбу, на переносице и около глаза… Стёкол, конечно, в оправе уже не было, они осколочками валялись на ступенях… Меня заставили поднять эти стёкла с лестницы… Потащили меня к Бисмарку… Его не оказалось на месте… Хотели вызвать моих родителей… Заставили стоять у кабинета директора, как у позорного столба… Тётка какая-то (она потом всё время писала мне замечания в дневник по поводу опозданий — Жигалова? Жильцова? К комсомолу имела отношение какое-то…) оказалась рядом, орала и всё стращала меня тюрьмой, колонией и ещё чем-то, уже не помню…

Рука болела и ныла. На душе было тоскливо и одиноко… В общем, вошла я в кабинет Бисмарка, где сидели учителя и физичка эта…

— Иванова, ты — позор школы!!! Иванова, ты понимаешь, чтó ты наделала?! КАК ты могла поднять руку, как можно распускаться до такой степени?! Что это за поведение такое: ведь ты ком-со-мол-ка!!!  — это та тётка-комсомолка всё кричит.

Тут и физичка завозмущалась, стала показывать свои раны и гнутые очки:

— Вы посмотрИте, посмотрИте, что натворила, а! А я ведь только хотела ни на кого не наткнуться!.. А если бы она мне глаза выбила стёклами?! Я бы инвалидом осталась!!! Зачем было меня так бить?! Хулиганка!!!

Я попыталась извиниться… Ох, если бы только она не орала!.. Если б она не орала, я бы как стояла ни жива ни мертва, так и стояла бы. Но от её крика что-то во мне просто перевернулось, всё закипело! Может, стресс так подействовал на меня или её причитания, но я рявкнула, что я — НЕ ВИНОВАТА! Я НЕ ХОТЕЛА ЕЁ УДАРЯТЬ!!! И НЕ НУЖНО БЫЛО МЕНЯ ТРОГАТЬ!!!

И тут Бисмарк вдруг как-то враз приостановил этот крик, тихо так произнеся:

— Давайте мы послушаем Лену. Ты можешь объяснить нам, ПОЧЕМУ ты это сделала и зачем?

А ЧТО и КАК я им объясню??? Что «это всё из-за Кувшинова»? Но ведь это ужасно глупо!.. Я молчу.

Он снова, уже жёстче, повторяет вопрос. А у меня уже слёзы… В горле и во лбу что-то противно давит, дышать нечем…

Через слёзы я медленно начинаю говорить-выдавливать, КАК погас свет и КАК мы шли; с трудом выговариваю то, ЧТО нам сказали про Кувшинова и ЧТО мы подумали после этих слов, но я никак не могла произнести, ЧТО ЖЕ подумалось МНЕ, когда чьи-то руки меня коснулись… Я же не могу сказать, что поняла, что руки Кувшинова трогают мою грудь!!!

И вдруг Бисмарк как-то странно сказал «Ну-ну!..» И я УВИДЕЛА, что он хихикает-сверкает глазами и опускает их, и поджимает губы, потому что они расползаются у него от смеха, а он держит этот смех лицом и губами!!! И руки — руки сложил замочком и сцепил пальцы!

В тот момент я ТАК СИЛЬНО ПОЛЮБИЛА его всем своим существом! И я это помню всю жизнь: КАК он давился от сдерживаемого смеха! Не знаю, я ли была смешной в краске стыда и праведного девичьего гнева или же вся ситуация настолько была нелепой и комичной, но ему было весело! И мне сразу полегчало. Как гора с плеч, что ли, и я сразу почувствовала, что могу дышать и СМОТРЕТЬ на них на всех.

Может быть, сам того не сознавая (?), он сделал какой-то необыкновенный педагогический ход, «жест» — как угодно, но: ОН ВСТАЛ НА МОЮ СТОРОНУ!!! И это сразу повернуло всё в другое русло, я это ПОЧУВСТВОВАЛА!

В общем, на этом заседании он сказал им всем — при мне!!! — что из комсомола меня не исключат, как сначала хотели; что никто никогда не будет мне об этом напоминать, и говорить об этом больше никогда и никто не будет; что я могу жить спокойно: не бойся, мол! Было решено, что мои родители сами закажут новые очки, а я — я буду вести себя дóлжным образом, как «учит коммунистическая партия и как подобает комсомольцам», и не распускать руки, а помнить, что я — советская девушка, и поведение моё должно соответствовать облику советского человека, да ещё живущего за границей… ну и тому подобное!..

………………………..

Первой папиной реакцией было: «А кто такой этот Кувшинов?! Вот пусть идёт и сам делает очки, а я позориться не собираюсь!!!» Но это продолжалось только минуту-две, потом он сказал, что «пойдёшь сама заказывать эти очки, я и шагу не сделаю!» Помолчав ещё минуту, он изрёк: «Пойдёшь со мной! Всё!!!» Маме моей было сказано, что она воспитала полную дуру, у которой есть тупая сила, а мозгов никогда и не было, потому что на уме одни Кувшиновы, и будет ли у этой дуры в голове ВООБЩЕ что-нибудь, — за это он ручаться уже не может…

Мы в тот день побывали не в одной «Оптике»… Почему-то никто не хотел нам помочь в этом деле… Все мастера брали кривую золочёную оправу в руки, долго вертели её, поворачивали, потом поднимали бровки кверху, рот делали скобочкой — уголками вниз, а потом отрицательно качали головой и возвращали оправу нам…

Я опять медленно умирала, потому что мы прошли уже несколько «Оптик», и папа уже становился абсолютно белым, очень молчаливым со мной, но всё более вежливым с каждым новым мастером… Наверное, ему уже порядком надоело раз за разом вытаскивать из бумажки стеклянные осколочки и показывать оправу, скрученную в виде знака бесконечности…

Но где-то в каком-то переулочке счастье нам (МНЕ!!!) улыбнулось, папа всё заказал, молча сунул мне в руки квитанцию, и мы гуськом двинулись в обратный путь: он, не оглядываясь на меня вообще, но изредка бросая мне через плечо какие-то реплики, — впереди, как прямой столбик на двух ногах, а я, как побитая псина, — позади…

………………………..

Прошло три (или четыре?) года…

В тот день, когда мы с моим будущим мужем подали заявление в ЗАГСе, он предложил всей моей семье пойти в ресторан, тем более что приближался день моего рождения. Мы сидели в ресторане, было хорошо и уютно, очень душевно-тепло: родители мои Александра давно знали, а с папой они вообще всегда были «на ты» — потсдамские сослуживцы!..

И почему папе взбрело в голову вспомнить эту историю, он и сам не мог тогда объяснить! Наверное, просто шутки ради: «Сань, а ты хоть знаешь, кого в жёны-то себе выбрал? Это же о-го-го какая волейболистка: свистнет по башке так, что мало не покажется!»

Мама ему с укоризной: «Бо-о-оря!..» Я хмыкнула и тут же поперхнулась, конечно же, но — всё, слово сказано, пришлось «раскалываться» и рассказывать «историю с очками»…

Конечно, я от души повспоминала Игоря, рассказывая, как однажды он носился по школе с приколотой на спину бумажкой, на которой было написано «Кто без коня, садись на меня!», — тогда, в школе, это меня здорово повеселило! И что был ещё вот такой случай: Игорь всунул в рукав пиджака «руку» от скелета и ходил по школе, прикасаясь ко всем этой костяной дланью; а потом пришёл в буфет, каким-то образом уложил мелочь на кистевые костяшки и протянул «это» буфетчице — и как она отреагировала на это… В общем, мы «так хохотались!..»

И тут папа (это папа-то!!!) сказал, что «нравится мне этот ваш Кувшинов, честное слово — нравится! Я и сам люблю такие штучки, ты же знаешь!»

………………………..

Эта «история с очками» у нас в семье всегда рассказывалась со смехом и преподносилась как курьёз из школьной жизни, как «Юмор в коротких штанишках». А ещё как пример того, как педагоги могут (и должны, наверное) поступать по отношению к ученикам: это я о Бисмарке.

И то, что из всех моих друзей и одноклашек тех лет именно Игорь оказался первым и единственным знакомым, встреченным мною в тот летний день в «потсдамском инете», — в этом я склонна видеть Провидение!

*   *   *

Этим лирическим отступлением я завершаю «переходный период» между дневниками и предлагаю вашему вниманию ещё несколько потсдамских страничек!..