|
— 15 —
12.05.73
Каждый день что-нибудь
да приносит мне, будь то радость, надежда или даже грусть. А сегодняшний вообще был не разберёшь
каким.
После 4-го урока поехали на специальном автобусе к немцам в
Людвигсфельде на встречу, посвящённую предстоящему Фестивалю.
Мне очень понравилось, как там было! Нас привезли в Дом Дружбы,
мы прошли в огромный зал. С каждой парой русских были немцы, все из самых разных городов. Мы
сидели с немцами из Виттштока: один парень, три девчонки и ещё одна девушка лет двадцати — двадцати
трёх. Звали её Марина, и вообще она была очень похожа на русскую. Каково же было наше удивление,
когда мы узнали, что она очень хорошо говорит по-русски, всё понимает!!! Хорошо, что мы
ещё ничего такого не сказали вслух! Оказывается, она была в Союзе, училась в Воронеже на
филологическом факультете.
После программы немцев была наша. Мы танцевали фигурный вальс.
Ленка там что-то сбарахлила, Наташка и я среагировали моментально, а Танька с Маринкой замялись.
Но ничего, потом в музыку уложились, и Ленка, молодец, тоже сориентировалась. Дотанцевали. Потом
пели «Гимн демократической молодёжи», «Ой, цветёт калина», «Забота
у нас такая…» ну и т. д.
А после нашего выступления немцы подарили всем нам косынки с
названием встречи, с фестивальной эмблемой, и мы на этих косынках стали расписываться. Мне
очень понравилось, как это всё прошло. Заметила, что на таких встречах как-то сразу исчезают
все границы «мы» — «они»! А может, это только мне одной, дуре,
так кажется, не знаю.
° ° °
Потом, когда приехали в Потсдам, решили всей нашей ватагой пойти
гулять, но кого-то не пустили родители, кто-то вдруг сразу ушёл, и мы остались втроём: Лека,
Степанова и я. Только подошли к городку, и я тут же увидела эту парочку. Внутри сразу будто
что-то упало и заныло… Настроения уже не было никакого…
13.05.73
Сегодня Лека, Маринка и я поехали в Сан-Суси за сиренью. Но сирень
ещё не распустилась, и мы решили, что приедем в другой раз.
Около 9 часов приехали в Русский. Покатались, посидели. Ленка с
Маринкой были вместе, а я так хотела побыть одна. Я почему-то всё время молчала и выезжала вперёд,
а потом, когда уже направлялись к выходу, я отъехала от девчат и понеслась по аллее, мимо озера,
мимо музея, где мы тогда стояли. А потом поехала по другой аллее, где подстриженные деревья, по
форме похожие на кипарисы. В небе светила луна, от её света на земле были чёрные тени, в воздухе
пахло черёмухой, мёдом и ещё чем-то свежим и пьянящим. И ещё пел СОЛОВЕЙ! Я даже остановила свою
«машину», настолько было здорово и хорошо: аккуратно стриженные деревья, сильная
полная луна, запахи цветов и пение соловья… Оно было мне очень знакомо: я каждый вечер перед
сном открываю окно и слушаю, как заливается в парке соловей. Уж его-то пение я знаю!.. В прошлом
году точно так же слушала его. И сегодня очень обрадовалась, услышав знакомые-знакомые звуки
очень близко от меня. И стало как-то хорошо на душе, но в то же время тоскливо… Ни с кем не
хотелось ни видеться, ни говорить, ничего не хотелось. А хотелось ходить одной, слушать соловья,
смотреть на две луны: одну — на небе, другую — в озере, и «думать, думать об
одном!..».
Ой, а завтра — контрольная по алгебре!.. Страх!
15.05.73
Контрольную написала, Людмила (Столярова Людмила Викторовна,
преподаватель математики) поставила 4, но ещё неизвестно, могут и изменить.
А у меня огромная радость: моё сочинение наряду с сочинениями
Парфёнова Игоря (Валета) из 10-го и Ленки Ивановой из 9-го «А» напечатали в
газете «Советская армия»!!! Только моё сочинение было подписано О. ИВАНОВ.
А вот почему. Я писала от лица мальчика по имени ЛЁНЬКА о своём отце-лётчике: мне показалось,
что то, ЧТО я хочу написать и что написала о моём отце, лучше всего будет выглядеть как рассказ
СЫНА, а не дочери. А ЧТО я могу написать про своего отца, в смысле, о ЕГО РАБОТЕ? Ну и придумала,
что мой отец — лётчик! И эпиграфом сделала слова из песни: «Такая у них работа — учить
самолёты летать». Ну а дальше само пошло: и что он улетает в командировки (а он и так
часто уезжает!), и как мы с мамой ждём его после полётов (а мы точно так же ждём его!), ну и так
далее. И когда отобрали сочинения для газеты, кто-то в редакции сказал: «А почему эти
два разных сочинения подписаны одинаково — Л. ИВАНОВА? Давайте уж и напишем — Л. ИВАНОВ»! А
Антонина (вот Сыроежка, она и есть СЫРОЕЖКА!) почему-то решила, что меня зовут ОЛЕЙ, и тут же
исправила на «О. ИВАНОВА». А в редакции сказали, что раз сочинение написано от имени
мальчика, то пусть тогда будет «О. ИВАНОВ», то есть ОЛЕГ Иванов. И редактор подписал:
«О. ИВАНОВ».
Многие мне сегодня не поверили, что
это моё
сочинение… А жаль! Ну и не надо. А Танька Голодрыга весь день так и
звала меня: «Оле-е-ег! Олег, а Олег!»…
Папа гордый ходит!!! И я тоже ужасно, ужасно рада,
что моё сочинение, из 25 отобранных, — в газете! Возьму, наверное, много газет, буду
отсылать своим в Союз. Нет, это ОЧЕНЬ ЗДОРОВО!!! Никак не могу успокоиться: ведь это
мой первый шаг! Но шаг чего? И к чему? Антонина передала, что редактор (Вишневецкий, по-моему)
сказал ей, что «этой девочке нужно ещё писать и печататься; что не каждый журналист ещё
так и напишет, потому что это не сочинение, а «самый НАСТОЯЩИЙ ОЧЕРК»! Я была очень рада,
до сих пор успокоиться не могу!
…А что писать? Посоветовал бы кто!..
|
